20.01.2025

Новости

Надо поговорить: как общаются между собой поколения литераторов

Критик Андрей Мягков размышляет о миропонимании и взаимоотношениях писателей разных возрастов

Теорию поколений с бумерами-зумерами ругают много и по делу. Но соблазн обобщить и причесать людей одного возраста слишком велик, — вот и в литературе пристрастились каталогизировать писателей по дате рождения. Шестядисятники, семидесятники — принцип деления здесь настолько наглядный, насколько и грубый. И все же рациональное зерно в таком раскладывании по кармашкам есть: трудно отрицать, что социально-исторические условия, в которых формируется человек, даром не проходят и порой оставляют на сверстниках похожие шрамы.

Итак, какие поколения сейчас орудуют в российской литературе? Начнем с миллениалов, ответственных за понятие «проза тридцатилетних». Воспринимать их как пчелиный рой, действующий в едином поколенческом порыве, не стоит: вряд ли вы перепутаете смурную трилогию Оксаны Васякиной («Рана», «Степь», «Роза»), породившую в России настоящий бум автофикшна, с жанровыми и дружелюбными романами Ислама Ханипаева («Типа я», «Холодные глаза», «Большая суета»).

И все же есть несколько верных примет, которые позволяют говорить о миллениалах как о литературном поколении. В первую очередь это безграничное уважение к травме — и в «Ране» о путешествии с прахом через всю страну, и в повести о восьмилетке и его воображаемом друге «Типа я» сюжет вырастает из смерти матери. Объяснить этот пиетет легко: миллениалы стали, пожалуй, первым в России поколением, для которого визиты к психологу — не блажь, а норма. Сюда же примыкает еще одна особенность «прозы тридцатилетних»: их куда чаще интересуют частные сюжеты о современности. Камерная история о человеке, с которым читатель мог бы столкнуться в «Пятерочке», — да; «большой русский роман» в исторических декорациях — обычно нет.

В умозрительной оппозиции к миллениалам расположились условные перестроечники. Тут с периодизацией сложно, но удобной точкой отсчета можно считать Перестройку и первые постсоветские годы. Именно тогда в литературу шагнули писатели, заставшие Советский Союз во плоти, но уже скинувшие с себя цензурные вериги. Татьяна Толстая, Владимир Сорокин, Ольга Славникова, Юрий Мамлеев — писать многие из них начали раньше, но плечи расправили именно тогда.

Перестроечники тоже бывают друг на друга непохожи: взять хотя бы абсолютных ровесников Алексея Варламова (ректор Литературного института, автор романов «Душа моя Павел», «Одсун») и Виктора Пелевина. Первый предпочитает писать традиционные романы, широкими жестами перелистывающие страницы истории, второй — постмодернистскую катавасию. Объединяет их разве что тяга к большому нарративу — то есть рассказывать о глобальных процессах им несколько интереснее, чем о травмированных людях из «Пятерочки».

Есть еще «сорокалетние» писатели вроде Дмитрия Захарова («Комитет охраны мостов») и Гузели Яхиной («Зулейха открывает глаза»), но они как будто стоят немного в стороне от заочного диалога, который ведут между собой «старшие» и «младшие». Видимо, причина в том, этот диалог часто напоминает хрестоматийный спор отцов и детей, и разница в десять лет для такого баттла — недостаточна. А вот 30 — то, что доктор прописал.

Полную версию материала читайте на rbc.ru
Изображение: © Виктория Шибаева





Еще новости / Назад к новостям