Накануне Фестиваля новой прозы «БеспринцЫпные чтения» «Сноб» поговорил с писателем Александром Цыпкиным и главным редактором издательства «Альпина.Проза» Татьяной Соловьевой о том, зачем нужны литературные журналы и премии, где сегодня публиковаться молодому писателю и почему читать стало так сложно.

– Молодые писатели сегодня могут публиковаться сразу на многих площадках — в социальных сетях, толстых литературных журналах или на сетевых порталах. 30 лет назад все это было устроено совсем иначе. Проще ли сегодня дебютировать в литературе?

– Цыпкин: Мне кажется, да. Исчезли шлагбаумы — люди, которые решали, имеешь ты право публиковаться или нет. Иногда человек вообще не собирается становиться писателем. Как я, к примеру. Я писал рассказы исключительно с целью раскрасить свою цифровую душу, наш аккаунт же — это по сути бессмертная душа. В какой-то момент текстов набралось слишком много, они разрозненно лежали по сети, и у меня появилась задача — собрать их в одном сборнике, просто для удобства. Проблема сетевых текстов в том, что о них очень быстро забывают. Мы регулярно создаем тонны качественного контента, живущего один день. Я человек алчный и посчитал, что мой великий — тут я никогда не сомневался, лет с пяти — текст обязательно должен прожить дольше. Оказалось, что его можно очень удачно выпустить и продать больше чем один раз. Как рассказ, как сценарий, как спектакль. В общем, издательство весь этот набор не очень юного литератора и издало. И с каким-то смешным тиражом книга стала бестселлером. Так я понял, что с книгами все грустно.

– Книжная индустрия в России так плохо развита?

– Цыпкин: Я бы сказал, что очень слабо. У нас нет качественных промоутеров книг, весь маркетинг надо брать на себя. У издательств нет финансовой модели, которая позволила бы вкладывать большие деньги в продвижение автора. Они выбирают 20 авторов, из которых 18 проваливаются, а два выстреливают. Я ни разу не видел, чтобы в маркетинг книжки издательство вложило столько, сколько вкладывают в маркетинг сериала или платформы. В то же время условный онлайн-кинотеатр делает сериал за 100 миллионов — и 40 из них вкладывает в продвижение. А если фильм большой, то и 150, и 200.

– Соловьева: Это несопоставимые бюджеты. Выпустить тираж книги стоит в среднем 500 тысяч рублей. Поэтому на маркетинг будет потрачено пропорционально столько же, но по сути намного меньше — всего 200 тысяч рублей. 200 тысяч рублей и 40 миллионов — это очень разные возможности. А издавать книжку и вложить в нее 40 миллионов — абсурдно, она никогда не отобьется. Но надо понимать, что мы здесь не обращаем внимания на собственно литературу. Мы в рамках этого разговора подменяем литературу контентом, для которого работает логика «раскрутили — стало популярным».

– Цыпкин: Я с тобой поспорю. Моих книг в итоге продано, думаю, миллионов на 250, совокупный тираж — 500 тысяч, от 400 до 2000 рублей. Могли бы часть этих денег и в маркетинг вложить. Насчет остального соглашусь, сегодня литература — это и есть один из видов массового контента. Книга взлетает либо потому, что это гениальная книга — что случается довольно редко, — либо потому, что в нее вложили много денег или усилий, как в любой другой медиапродукт. Но таких примеров мало. Поэтому реально большие тиражи лишь у десятков авторов, не более. Все чаще писатели становятся сценаристами, и это легко понять — человеку предлагают за эпизод сериала столько, сколько он зарабатывает на книжке за год.

– А остались ли авторы, которые к своим текстам относятся по-старому? Для кого писательство не просто способ заработка?

– Соловьева: Конечно, наше издательство работает как раз с такими людьми. Безусловно, круто, когда книга выходит и печатается большим тиражом, но тираж — это не все. Есть книги, которые настолько сложно устроены, что у них никогда не будет тиража в 100 тысяч экземпляров. Не потому, что они плохие — просто они не для всех. Есть очень много актуальных, артхаусных текстов, которые много значат для современной культуры, обсуждаются на тематических конференциях и в своей нише становятся культовыми, а тиражи их при этом не выходят за отметку в 5 тысяч экземпляров. Это просто более эксклюзивная литература, которая и не должна быть популярной.

– Если это сложная литература, как вы выбираете, кого публиковать?

– Соловьева: Мы берем только те книги, в которых уверены. При работе над проектом мне важно понимать его перспективы и аудиторию и уже с этими установками пытаться сделать максимум со своей стороны, подать его как можно привлекательнее для тех, кому он действительно интересен. Есть, например, кейс Екатерины Манойло с романом «Отец смотрит на Запад», который получил первую премию «Лицей» в прошлом году. Книга вышла в прошлом ноябре, и с тех пор тираж поднялся до 30 тысяч. Для дебютной книги это очень много. При этом автор закрепился — читатели уже ждут нового материала, то есть с первого раза сформировался спрос на писателя, а так бывает редко. Это заслуга и автора, и издателя, и случая, на самом деле. Куда чаще книга, например, просто не идет, даже если в аудиторию попали.

– Почему так происходит?

– Цыпкин: Потому что читатель не хочет тратить время на книгу. Он лучше сходит в кино, сериал посмотрит. Или даже TikTok.

– Соловьева: Людям не хватает свободного времени. Из-за этого книга начинает конкурировать не с другими книгами, а вообще со всем контентом — телевидением, YouTube, Telegram.

– Цыпкин: Причем произведения писателей часто интересуют аудиторию меньше, чем их же социальные сети. Потому что в форме поста текст читается проще.

Главное здесь, как мне кажется, что у человека нет ни времени, ни сил на сложный контент, в который нужно долго погружаться. Намного проще смотреть короткие видеоролики, которые быстро развлекают. Разумеется, есть те, кто до сих пор читает большие сложные тексты, но тенденция, к сожалению, очевидная.

– То есть сегодня сложнее настроиться на чтение?

– Цыпкин: Намного. Сколько раз так было: открываю книгу, думаю, сейчас как почитаю — и меня просто вырубает, я засыпаю. Не вырубало меня только тогда, когда я был на Северном полюсе без телефона. И то — книгу я открывал не сразу, а через три-четыре дня, когда закончились прогрузившиеся посты в Telegram. Если телефон работает нормально, на книгу ты в принципе не оторвешься. Мозг говорит: дружище, ты свои 50 тысяч печатных знаков уже прочел. Сам виноват, что это были комменты. Тем, кстати, неожиданней успех «Беспринцыпных чтений». Люди приходят в театр, чтобы просто послушать текст.

– Получается, литература сегодня — это нишевое явление?

– Соловьева: Да, потому что наша реальность сильно переформатировалась. Весь ХХ век работала предельно четкая иерархия культуры, где есть низкие жанры, мейнстрим и нечто условно элитарное — балет, опера и так далее. Мы примерно понимали, что какой-нибудь Уильям Фолкнер — это мейнстрим своего времени, а каждая его книга — такое же событие, как сегодня какой-то популярный фильм. Но с 1960-х годов мы перешли к так называемой «культуре супермаркета», когда весь контент перемешался, никакой системы в том, как он подается потребителю, больше нет, и главные форматы поменялись — теперь для огромного числа людей это не литература.

– Цыпкин: Кроме того, в ХХ веке был ведь определенный ценз. Издатели и критики намного глубже работали с текстами, они буквально решали, кто будет существовать в литературе, а кто — нет. Раньше, даже чтобы попасть в мейнстрим, ты упирался в конкретного человека, который может тебе это запретить. Если четыре критика написали, что ты бездарен — путь в литературу закрыт. Сегодня, когда есть соцсети, все ограничения исчезли, и любой человек получил право писать. Экспертизы особой уже не существует, мнение книжного критика не влияет на продажи книги так существенно, как это было раньше. Читателю понравилось — и все, этого достаточно.

Полный текст интервью размещен на сайте журнала Snob