Новости
«Безмолвная» книга по-дизайнерски: интервью с искусствоведом Еленой Рымшиной
Какова роль дизайна в издательской индустрии? Чем отличается обычная иллюстрированная детская литература от «тихих» историй? О книжном пространстве в Новой Третьяковке, тонких жанровых границах, а также о том, чего не хватает для возрождения российского книжного дизайна, с преподавателем и искусствоведом Еленой Рымшиной поговорил обозреватель Артём Роганов.
Артём Роганов: Елена Николаевна, здравствуйте, для начала хотелось бы спросить: вы как специалист по графическому дизайну работали в разных направлениях — преподавание, курирование выставок. Чем занимаетесь сейчас?
Елена Рымшина: И преподаю, и курирую выставки — я это не прекращаю (смеётся). Сейчас, правда, очень мало появляется интересного контента, потому что авторам его трудно создавать, зачастую по техническим причинам. Возникают проблемы с хорошей бумагой, качеством переплёта и прочими типографскими изысками. В то же время нельзя не порадоваться за великое детское издательство «Самокат», которое в 2020 году было избрано в короткий список Международной премии Андерсена. Это внушает оптимизм на фоне достаточно тяжёлой ситуации в индустрии. Дело тут не в одних технических проблемах — у нас нет системности в работе с культурой книги, а системность может появиться в первую очередь за счёт консолидации профессионального сообщества. С консолидацией и институционализацией пока всё очень тяжело. При этом хочется выразить благодарность и нашим издателям, и дизайнерам, и иллюстраторам, и авторам, и всем тем, кто книжную культуру поддерживает.
Артём Роганов: А какой у вас в данный момент основной проект?
Елена Рымшина: В октябре в западном крыле Третьяковской галереи на Крымском валу стала работать «Книжная гостиная». Это открытое пространство, где не нужен вход по билетам или регистрация, а можно просто прийти с улицы со своим ноутбуком, с детьми или с родителями, поработать, почитать книги, полистать альбомы, встретиться с друзьями, поговорить, провести занятие со студентами. В настоящий момент гостиная работает уже несколько месяцев, составляется план самых разных воркшопов, лекций и других мероприятий. Мы уже стараемся приводить туда студентов, чтобы они знали — там их ждут. Хочется надеяться, что это будет специальное выставочное и лекционное пространство, своеобразный коворкинг и одновременно место, где можно непосредственно взять в руки новейшие издания и познакомиться с книгами, научными сборниками и каталогами выставок Государственной Третьяковской галереи. Есть возможность в этом пространстве поговорить и о книжной культуре. Увы, на сегодняшний день ни одна из институций не может позволить себе отдельное пространство с подобной тематикой. Разве что в Эрмитаже благодаря Михаилу Борисовичу Пиотровскому в Главном штабе открыт «Кабинет книги художника». Больше в России таких институций нет. Ивановский зал РГБ пока закрыт, прекрасный национальный конкурс «Жар-книга» сейчас, к сожалению, проходит от раза к разу. И хочется попробовать как-то восполнить образовавшийся пробел.
Артём Роганов: У вас была выставка «Книга глазами дизайнера» в 2017 году в Российской государственной библиотеке, где были и раритеты, и современные работы. При этом не все понимают, что такое книжный дизайн. Расскажите, в чём, на ваш взгляд, его суть?
Елена Рымшина: Книжный дизайн и вообще коммуникативный дизайн — это система визуализации смыслов. Кстати, дизайн всегда очень чутко воспринимает грани дозволенного и недозволенного: он во многом сам их формирует и зачастую сам же их нарушает. И в этом суть профессии — понять, что может быть воспринимаемо, какая может быть мгновенная реакция социума на предложенное визуальное решение. Опять-таки, по тому, как сделана книга, как проработана обложка, колофон, титульный лист, какие акценты поставлены, можно многое понять про само время создания и реализации того или иного дизайнерского проекта. Дело даже не только в материале — можно выпускать совершенно гениальные издания на газетной бумаге. От количества шрифтов или их изысканности журнал или книга не станут хуже или лучше, они станут соответствующими или не соответствующими заявленной теме. Книжный графический дизайн помогает нам понять самих себя во многом. Это такой сейсмограф нашего состояния, возможности думать и всё внутреннее, пережитое транслировать в социум, делать публичным.
Артём Роганов: А какова роль книжного дизайна с точки зрения литературы?
Елена Рымшина: Если мы говорим об интерпретационной читательской культуре, то книжный дизайн становится прежде всего просвещённым прочтением и визуализацией текста на сегодняшний день. Визуализация очень важна, потому что она даёт чёткое понимание того, как мы считываем проблематику написанного в строго определённое время. Через десять лет мы можем текст уже понимать иначе, через двадцать лет он вдруг окажется неактуальным, а через пятьдесят — прорывом. Есть блестящие книги, которые никогда не смогут, наверное, получить уже свой тираж, но их макеты очень многое объясняют в их содержании. Один из лучших примеров — книга Михаила Ларионова о балете. Сейчас выклеенный самим художником макет хранится в архиве Третьяковской галереи. В этой книге сосредоточено феноменальное понимание того, что есть пластическое движение. Не менее значим и макет Аркадия Троянкера — макет книги Эраста Кузнецова о Нико Пиросмани. Она многое говорит даже не столько о примитивизме и Пиросмани, сколько, опять-таки, о том, почему Пиросмани и примитивизм востребованы нами сегодня. Искусство видеть искусство, замечать и интерпретировать — роль и задача книжного дизайна. К сожалению, его современные знаковые образцы у нас не отбираются практически никем и никак. С сохранением книжного дизайна девяностых и двухтысячных годов полно проблем — многое уходит в небытие. Всё, что было сделано, невозможно по многим объективным причинам за редким исключением найти в том качестве, которого требует хорошее музейное хранение.
Артём Роганов: Последнее время по аналогии с «книгой художника» в детской литературе упоминается такое понятие, как «книга дизайнера». Вы сталкивались с этим определением? Мне в пример приводили «Дыру» Эйвинда Турсетера.
Елена Рымшина: Любое издание, которое не сделано механически по простому макету «справа картинка, а слева подрисуночная подпись и краткий текст», которое обладает своей режиссурой-сценографией, — это в каком-то смысле книга дизайнера. Но если говорить о формотворчестве, когда нам предлагается, например, поработать с шрифтовыми элементами или буквенными графемами, то для такой книги зачастую требуется очень серьёзная понятийная база. Я мечтаю, что у нас когда-нибудь появятся гранты, чтобы молодые магистры-дизайнеры наших ведущих отечественных вузов смогли полноценно изучать историю типографики и современного книжного макетирования. Или же книгой дизайнера допустимо назвать какое-то очень личное высказывание, где присутствует игра, как, например, у того же Турсетера или Эрве Тюлле — игра с линиями и цветовым пятном, с пониманием задач изменения цветового пятна в зависимости от динамики листания макета. Но это, как правило, какая-то очень частная история. Если мы хотим больших обобщений, для них нужна академическая наука.
Артём Роганов: К работам, где велика роль дизайна, в детской литературе нередко относят «тихие» или «безмолвные» книги, в которых основным создателем выступает художник. При этом определить точно, что такое «тихая» книга, довольно трудно. Считается, что в ней не должно быть текста, тем не менее, некоторые произведения с текстом как будто тяготеют к этому жанру.
Елена Рымшина: Мне кажется, что отсутствие текста или его тотальное присутствие зачастую не является решающим фактором. Текстовая книга может быть книгой молчания. И наоборот — невероятное количество визуального материала порой создаёт впечатления многословия. Здесь, действительно, имеют место очень тонкие грани, нет какой-то жёсткой демаркационной линии. Думаю, степень крика, молчания или спокойного говорения должны определять и сами издатели, и те, кто с книгой работает. Немало зависит от контекста, от того, как ты инсталлируешь то или иное произведение, что ты выстраиваешь вокруг него, какие акценты ставишь. Подобная гибкость, подвижная смыслоёмкость очень чётко прослеживается в «тихой» книге. Текст — внешний признак, который здесь не играет особо важной роли. Как, например, вы отнесётесь к построчным иллюстрациям Библии Доре, где буквально даётся несколько строк, картинка и всё? Это сайлентбук? Нет. А что? Хороший вопрос.
Артём Роганов: Как тогда распознать «безмолвную» книгу? Что для неё характерно?
Елена Рымшина: На мой взгляд, суть безмолвной книги в том, что она апеллирует по большей части к нашей памяти, бэкграунду — гуманитарной подготовке и восприимчивости чего-то большего, чем жёсткие классификационные схемы, которым учат в университетах. Опять-таки, это очень подвижный материал. Здесь возникает ситуация как во многих произведениях двадцатого века, ломающих четвёртую стену и выходящих в пространство зрителя: история формируется читателем, особенно визуальное повествование. Яркий пример в детской литературе — «Соседи» Каси Денисевич. У Каси всегда есть строгий внутренний монолог. Услышать его или пройти мимо — решает читатель. И этот монолог присутствует не столько в качестве какого-то набора букв или рукописного леттеринга, а в тех визуальных акцентах, которые там сделаны. «Соседи» — очень личное произведение, в его подчёркнутой личностной направленности много эмоций. Они могут не произноситься публично, но пережиты и могут быть переживаемы читателем-зрителем в процессе разглядывания-чтения книги. А как писал Андрей Белый, символ — это образ, претворённый переживанием. Вот в «тихой» книге всегда есть символы, а текст уходит за кадр, никак не вербализированный и не произнесённый. Но это не значит, что он отсутствует. Он просто настолько соприроден изображению, что мы его не замечаем, как воздух. Подобное закадровое собирание прожитого и есть сайлентбук, в том числе «Соседи» Каси Денисевич. Формальные признаки в данном случае не работают.
Артём Роганов: В какой-то момент в России в литературном сообществе стали много говорить о «безмолвных» книгах. Почему к ним появился интерес, как думаете?
Елена Рымшина: Думаю, просто набралось столько материала, что не замечать его уже было нельзя. На мой взгляд, прорывом здесь стала гениальная выставка на ММКВЯ, которую создали благодаря участию Болонской книжной ярмарки, Элен Пазоли и непосредственно Грации Готти и Сальваны Солы. Выставка называлась «Нарисованные миры: 1001 выдающаяся иллюстрированная детская книга со всего мира» и прошла на ВДНХ в 2019 году. Туда абсолютно естественно вписалась масса русских книг — оригинальных и интересных по своему качеству, стилистически очень смелых. Эта выставка показала, насколько книги, большей частью составленные из картинок, мощное и значимое направление как в мире, так и в России. Благодаря «Нарисованным мирам» мы смогли со стороны посмотреть на свой собственный издательский процесс. И тут я должна снова отдать должное «Самокату» и всем нашим детским издательствам, которые ориентируются не только на переводную литературу, но и пытаются сделать так, чтобы что-то уникальное возникло у нас.
Артём Роганов: Назовёте напоследок любопытные, на ваш взгляд, современные книжные проекты из области визуальной литературы, те же «тихие» книги?
Елена Рымшина: Я не буду здесь оригинальна и поэтому лучше скажу, чего мне не хватает — скетчбуков, которые могли бы быть опубликованы по следам работы художников над книгами, и демонстрировать, как рождались книжные образы. Хорошо, что сайт «Картинки и разговоры» редко, но, тем не менее, публикует какие-то подготовительные наброски. Недавно я видела большую статью о том, как издательство «Август» с Марией Вайсман, Марией Бронштейн и Еленой Вышинской делали свою замечательную «Азбуку» — вот, кстати, пример. В статье показывались чрезвычайно интересные наработки: как искали все выкидные детали книги, как всё конструировалось, как в процессе менялась образность, последовательность листания… Вот о книжной культуре мне очень бы хотелось побольше вещей — неважно, сайлентбук или нет, мне их как педагогу не хватает. Наши издатели нас сегодня уже приучили быть требовательными к высокому качеству книжного макета, но вся эта требовательность далась не сразу. Она создавалась десятилетиями и поколениями книжников, нацеленных на развитие читательской культуры. И надо развивать её дальше, создавать пособия по истории книгоиздания. Когда мы будем фиксировать историю и культуру книгоиздания нашего времени, когда мы будем преподавать её системно студентам, чтобы они могли всё это осмыслить и применить на практике, тогда, я думаю, мы из Ренессанса не выйдем. У нас будет один сплошной Ренессанс (смеётся). Но до него ещё предстоит дожить.
