15 декабря в Самарской областной универсальной научной библиотеке состоялась онлайн-встреча с писателем и сценаристом Алексеем Ивановым.

Алексей Иванов не нуждается в особом представлении: известнейший писатель, любимец российской читающей публики. Если найдется человек, который не прочел ни одной его книги, то фильмы по мотивам его произведений смотрел наверняка.

Алексей ответил на вопросы своих самарских поклонников, поделился ближайшими творческими планами, дал советы начинающим литераторам и признался в любви к Самаре.

Первым будет вопрос, ставший уже традиционным для наших гостей. Представьте, что среди зрителей присутствует человек, который совершенно не знаком с вашим творчеством, с чего вы посоветовали ему начать?

Мне очень сложно что-либо советовать такому человеку, поскольку пишу я так скажем в разных направлениях. Я бы спросил у него, что его больше интересует. Если ему больше интересна историческая литература, я бы посоветовал ему начать с романа «Тобол», если больше по душе приключенческая литература, то я бы рекомендовал бы начать с книг «Псоглавцы» или «Пищеблок». Для тех, кто предпочитает литературу о дне сегодняшнем, стоило бы для начала прочесть «Ненастье». Если больше интересует нон-фикшн, то я бы посоветовал книги «Вилы» или «Горнозаводская цивилизация».

Действие романа «Пищеблок» происходит в окрестностях Самары, тогдашнего Куйбышева.  Это случайный выбор места или у вас есть какие-то привязки к нашему краю?

Я вот прямо ждал этого вопроса, чуть ли не первым номером. Да, конечно это привязка, я сделал так специально. Я географически влюбчивый человек, и когда я побывал в Самаре, я в нее влюбился и решил, что действие того произведения, которое я намеревался написать, каким-то образом должно было быть сопряжено с этим городом. Самара мне напомнила города моего детства, которое было связано с Нижним Новгородом, Владимиром, Кинешмой. Самара такой же старинный волжский город, в котором я лично ощущаю себя очень комфортно. Как раз к тому времени у меня назрел роман «Пищеблок». Поскольку история такая «ламповая», о детстве, о советском времени, я волей-неволей для него подыскивал натуру близкую к моему собственному детству. Когда я увидел Самару, я сказал: «Черт! я хочу, чтобы действие происходило здесь».

Насколько известно, экранизация сериала по мотивам «Пищеблока» анонсируется на лето будущего года. Для кого это сериал, для подростков или взрослых людей и сами пишете сценарий?

Нет, к своим произведениям я сценарии не пишу. Иногда было, что после сценария я пишу книгу, но никогда не было наоборот. Разумеется, это сериал для подростков, потому что там детские взаимоотношения, вампиры и т.д. Но это история и для тех, кто любит ретро или ностальгирует. В то же время для тех, кто ценит современные художественные произведения, построенные в формате метамодерна, то есть переигрывания старых сценариев. В таком формате снят замечательный сериал «Очень странные дела», который с большим шумом прошел совсем недавно. Так что невзирая на то, что роман и сериал про подростков, это произведение будет интересно многим аудиториям.

 К вопросу о вашей географической влюбчивости. Как известно, вы побывали в Калининградской области и влюбились и в этот прекрасный край. И с этой любовью связано ваше произведение «Тени тевтонов». Немножко о нем, для наших читателей, чего им ожидать.

«Тени тевтонов» я написал уже полгода назад, и в январе он выйдет сразу в формате книги и аудиосериала. Это роман, действие которого развивается сразу в двух временах. Во-первых, это середина 15 века, город Мальборк в Польше, тогда он назывался Мариенбург и был столицей Тевтонского ордена. Я описываю падение Мальборкского замка и тевтонского ордена, и это событие очень странно перекликается с событиями весны 1945 года, когда рухнула нацистская Германия вообще, и в частности, правление гауляйтера Эрика Коха в Восточной Пруссии. И тевтонский магистр бежал из своего замка точно также, как и гауляйтер Кох бежал сначала из Кёнигсберга, а потом из города Пиллау. На основе этого странного исторического сходства я и написал этот отчасти мистический, в большей степени реалистический роман о том, как человек взаимодействует с историей. Вообще, хорошо или плохо, когда мы пытаемся вернутся в прошлое, когда мы своим идеалом ставим что-нибудь, что уже прошло и отжило свое.

Как вам удалось привлечь внимание «киношников» к своим произведениям? У вас есть специальные приемы для этого?

Я вообще никак внимание не привлекаю, никогда не завожу знакомства с киношниками, не хожу по студиям, не высылаю им синопсисы, не прошу их прочитать. Я вообще не делаю ничего. Они приходят сами. Дело в том, что я предпочитаю сюжетную прозу, я работаю в формате традиции, а традиционная литература всегда сюжетная. Сюжет — именно то, что нужно киношникам. Их не интересуют языковые красоты, психологические глубины. Им нужно ярко выраженное действие, яркие характеры, и по этой причине они всегда отслеживают, что я пишу.

Насколько вам нравятся экранизации ваших произведений, оправдывают ли они ваши ожидания?

Понимаете, экранизация — это всегда путь ОТ произведения, а не К произведению. Надо здраво понимать, что перевод из одной художественной системы в другую из литературы в кинематограф всегда сопряжен с некоторыми потерями. Не бывает экранизации один в один с книгой, и если ты готов к этим потерям — ты тогда соглашаешься на экранизацию и не имеешь претензии. Главная задача экранизации не отразить в точности произведение-первоисточник, а быть самостоятельным интересным произведением. Если фильм получился интересным, значит, это хорошая экранизация, не взирая на то, что половина сюжетных линий и персонажей утрачена, а главные герои как-то изменены. Мне очень нравится «Географ …», «Ненастье». Они отличаются от моих произведений, но я считаю их удачными экранизациями.
Мне ужасно не нравится «Тобол» и «Царь», как раз потому что это я выступал в роли сценариста и пытался отстоять свое виденье и точку зрения, мне это не удавалось. Для меня комфортней быть автором первоисточника, а не сценария.

Спектакли по вашим произведения «Географ глобус пропил», «Общага-на-крови», «Блуда и МУДО» поставлены в театрах Москвы, Омска, Красноярска, Перми, Екатеринбурга, Ижевска. На ваш взгляд, насколько удачно интерпретированы литературные образы на театральной сцене?

Я человек совершенно не театральный и видел не все спектакли. Мне понравилось то, что я видел, но с точки зрения специалиста, знатока и ценителя я не могу это оценивать. Но, как мне говорят люди компетентные, это были очень хорошие спектакли.

Немного о проекте уже почти десятилетней давности. Документальный цикл «Хребет России» о природе, истории культуре Урала. Что подтолкнуло вас к созданию этого проекта? Как работалось с Леонидом Парфеновым? Есть ли замыслы рассказать и о других регионах?

Подтолкнуло меня то, что я увидел новый формат документальных фильмов, и мне захотелось рассказать о территории, которую я знаю и люблю — об Урале. Проект растянулся почти на год, было 12 экспедиций, мы проехали 300 городов и поселков. Съемки были громоздкими и сложными, тогда технологии были другими: не было коптеров и современных камер. У нас был огромный автопоезд с рельсами и съемочными кранами и прочим оборудованием. К сожалению, получилось не все так, как мне хотелось. Например, бюджета хватало на фильм не на 4 серии, а на 16 серий. Но никакой федеральный канал не возьмет фильм о провинции больше чем на 4 серии. Про кремлевских жен, олигархов, про московское житье-бытье можно снимать сколько угодно, но про провинцию только 4, а это далеко не все что можно рассказать и показать про Урал. Но что поделать, такие реалии медийного пространства, которое существовало в те годы.

Конечно, в процессе работы я очень много узнал от Леонид Парфенова. Он высокий профессионал и многому меня научил. Но люди мы разные и работа над проектом осталась сотрудничеством, но не дружбой.

Очень бы хотелось рассказать о других регионах, но сейчас я уже не готов браться за такие проекты, я уже отгорел. Замыслы, конечно, были, но больше ничего не состоялось.

Наших гостей часто спрашивают начинающие писатели: как пробиться, как стать известными. Посоветуйте, как заявить о себе в литературном мире.

Мой путь в литературу был очень сложным, трудным и долгим. 13 лет я писал в стол, ничего не мог опубликовать. В конце концов мне повезло, и я познакомился с писателем Леонидом Юзефовичем, который составил мне протекцию. Надо помнить, что удача приходит ко всем, но не все люди бывают к ней готовы. Когда она выпала мне, я был готов — у меня уже были написаны три романа, которые я сразу предъявил издателю. Для тех, кто хочет стать писателями, у меня главный совет: писать. Нужно иметь готовые произведения. Удача — это не формирование условий для успешной работы в будущем, а венец уже приложенных усилий. Сейчас ситуация в литературе отличается от той, когда я ходил в литературу. Появились институции, которые облегчают движение писателей к изданию. Это и премии, в которых можно поучаствовать, и школы писательского мастерства. Но по-прежнему самым надежным способом остается личное знакомство с человеком, который может тебя порекомендовать в московской писательско-издательской тусовке. Я шел по этому пути.

Литературные фестивали, мастер-классы, различные программы для начинающих — насколько они эффективны? Насколько человеку нужно в этой тусовке вариться, или достаточно писать и не обращать внимания на окружение?

Я думаю, что надо принимать участие во всех подобных мероприятиях. Я сам ездил на семинары молодых писателей, мне это не дало ничего, они меня не продвинули, но других-то продвинули.  Впервые я ездил на семинар в 1989 году, тогда же ездил Сергей Лукьяненко. Мы были в равных весовых категория, я даже больше, потому что у меня была принята повесть на публикацию в журнале. Тем не менее для него этот семинар стал стартовой площадкой, а для меня нет.

Всегда интересно узнать у живого писателя, что он читает? Каких авторов вы можете порекомендовать, на кото стоит обратить внимание, и кто вам сейчас интересен.

Я читаю преимущественно нон-фикшн, который нужен мне для работы. Например, сейчас я работаю над романом о речном флоте, о гражданской войне на Волге и Каме. Я прочитал две книги вашего самарского историка-краеведа Казарина. Художественную литературу я читаю редко и бессистемно. Стараюсь обчитывать премию Букер, слежу за трендами в литературе и культуре. Если я и читаю что-то для удовольствия, то это чтение из моей молодости, своеобразная медитация — перечитывание тех книг, которые я читал тысячи раз. Это и «Сто лет одиночества», и «День шакала» Фредерика Форсайта, очень люблю «Голубятню на желтой поляне» Крапивина, «Над пропастью во ржи» Сэлинджера. Видите, эти произведения не складываются в общую систему. Мне нравится и Павел Бажов и Станислав Лем.

Современные русские писатели востребованы на западе? И насколько западный менталитет позволяет понимать то, о чем говорят и пишут русские писатели.

У нас принято считать, что мы самая читающая страна в мире, а западный мир погряз в практицизме и бездуховности. На самом деле все ровно наоборот. Европа и США читают гораздо больше, чем Россия, и книгоиздание там развито гораздо больше. Разумеется, они читают своих авторов, про себя и свою жизнь. Про нас они начинают читать, когда Россия выходит на мировую арену и становится значимой в политическом смысле. Тогда и российские писатели массой выходят на западный рынок. Сейчас Россия ничего не решает в мире и, в общем, никому не интересна, поэтому и писатели тоже. Это не значит, что они не талантливы, просто интерес к нашей стране определяется политическими причинами.

Как ваши произведения воспринимаются западной критикой и читателями?

Нормально. Я как-то особо не отслеживаю. Выходят переводы, читают. Моя аудитория —  Россия. Мне интересно, что в России говорят и что здесь происходит. А что на Западе — да Бог с ними.

Можете ли вы себя назвать известным писателем? Как вы вообще отнеситесь к своей славе?

Я отношусь к известности спокойно, она мне не мешает жить. У успеха есть критерии, это возможность организовать свои проекты. Я такую возможность имею, следовательно, я успешный автор. Сопутствует ли слава успеху — я считаю, что это не важно. Есть писатели, которые на слуху, но они не вольны распоряжаться собой и своим творчеством. Есть малоизвестные авторы, и они делают, что хотят и имеют для этого ресурс, следовательно, они успешны.

Ваше имя является знаковым для современной российской литературы. Чувствуете ли вы за собой некую моральную ответственность за свои произведения?

Конечно, чувствую. Я человек советского воспитания, русской культуры, а у нас требуется ощущать моральную ответственность. Задача писателя рассказывать интересные истории, если в придачу этому ему хочется проповедовать, возглавлять, куда-то вести, — пожалуйста, это дело ненаказуемое. Но это не главная его задача, не стратегическая. Да, я могу испытывать ответственность за свои произведения, но не считаю это обязательным для каждого российского писателя.

Как вы считаете, если ли запретные темы в литературе, о чем никогда не должен говорить писатель

Они не в литературе, они в культуре. Это табуированные темы, точнее темы, табуированные в национальной или общечеловеческой культуре. И не то, что об этом нельзя говорить. Нужно понимать, что ты будешь об этом говорить. Например, такие темы как нацизм или педофилия. Тут не о чем спорить, это императивы человеческого существования, нравственные аксиомы, не подлежащие обсуждению, и это очень правильные этические решения.

Когда читаешь ваши книги, может сложиться впечатление, что атмосфера в них несколько угнетающая и суровая. Книги сложно назвать жизнерадостными. А сейчас перед собой мы видим человека улыбчивого и открытого. Где вы настоящий: в своих произведениях или сейчас перед нами?

Я думаю, что и там, и там. Это один и тот же человек, не страдающий раздвоением личности. Я не склонен считать свои произведения особенно мрачными. В подавляющем количестве случаев герои побеждают, может быть, их победа не очевидна. Следовательно, эти произведения я считаю оптимистическими. И «Географ …» оптимистичный, потому что учитель нашел в себе силы отстоять себя, оптимистичен роман «Ненастье», потому что главный герой нашел выход из ненастья. То, что человеку приходить через трудности проходить, ну что ж, такова жизнь.

И общага-на-крови?

Здесь вы правы, ее сложно назвать жизнерадостной. Но ее я написал тридцать лет назад. С тех пор оптимизма у меня прибавилось. В плане оптимизма надо опираться на замечания Стругацких: если мы до сих пор не погибли, то значит у нас есть шанс жить даль. То есть, если мы справлялись со всеми предыдущими проблемами, справимся и с будущими. В этой мысли я и черпаю свой оптимизм.

Материал подготовила
Светлана Шлютова.