В нашей беседе с писателем Остапом Стужевым мне было интересно обсудить не только новый роман, посвященный людям и событиям русско-японской войны 1904–1905 годов, но и поговорить о творческом пути автора. С чем связана смена жанров и переход Остапа Стужева от романов, основанных на реальных событиях нашего недавнего прошлого, к истории русско-японской войны 1904–1905 годов? 

– Первые два романа – «Правила Мерджа», «Золотые пилигримы» –основаны на реальных событиях периода перестройки, они показаны через призму семьи, спортивные успехи – это истории о том, что люди переживают здесь и сейчас.

– Действительно, мои первые произведения в значительной мере ассимилировали некоторые этапы моего жизненного пути. При этом в них нет ничего автобиографического, ибо любые мемуары несут в себе опасность рационализациии поступков и мыслей тех протагонистов истории, к которым автор относится с симпатией. В этом смысле мне было просто работать с фактурой сюжетных линий. На встречах с читателями и в письменных отзывах, которые я получал от тех, кто внимательно прочитал мой первый роман «Правила Мерджа», меня часто упрекали за отсутствие положительного героя, выписанного по правилам социалистического реализма, достаточно долгое время принятого на вооружение у литературного сообщества. И в жанре критического реализма сохраняется эта тяга к созданию позитивного героя путем синтетического вытравливания из его человеческих повадок осуждаемых устоявшейся моралью паттернов. Поскольку я писал с натуры, а не собирал мозаику из наиболее удачных произведений, сотворенных другими авторами, мне, на мой взгляд, удалось найти человеческое в каждом персонаже, сколь бы его личная жизненная философия не вступала в конфликт с общепринятыми нормами.

– Третья книга – «Карадагский змей» – написана в жанре фантастики, соединенной с научными формулами и выкладками. Насколько описанное вами реально или могло произойти?

– «Карадагский змей», написанный действительно в жанре научной фантастики, имеет свою очень интересную историю. Мне посчастливилось быть знакомым с удивительным человеком, создателем Измайловского Кремля Александром Ушаковым. Мне и нескольким людям он рассказал об этой природной аномалии. Оказалось, Александр Федорович давно ее изучает. По этому вопросу у него собрано значительное количество материала. Так как я, когда-то давным-давно, увлекался физикой и математикой, мне было известно, что многие загадочные явления квантовой физики, не получившие внятного объяснения по сию пору, в известном смысле перекликаются с природными аномалиями. Взяв за основу пересказанные мне Александром Ушаковым происшествия на пляжах Коктебеля и в акватории горы Кара-Даг, я попробовал дать явлению научное обоснование, одновременно делая главным сюжетом противостояние наших контрразведчиков со спецслужбами японских мультинациональных корпораций. В том же жанре слияния фантастики и детектива написаны повести «Космический вихрь» и «Хаптика Астра». Читателю, любящему рассказы про поиск и обретение сокровищ в современном их понимании (криптовалюты и наличных, сложенных в кузове старенькой газели, etc.), будет интересно.

– Ваша новая книга о событиях русско‑японской войны 1904–1905 годов – исторический роман. Почему вы решились на столь кардинальную смену жанра?

– Да, действительно, если верить гуру в области продвижения авторов на полки книжных магазинов, а с полок–в руки ценителя литературы, то следует придерживаться выбранной канвы, разыскивая, привлекая и удерживая своего читателя. И мое решение уйти от сегодняшнего времени в далекое прошлое можно посчитать неоправданно рискованным. Если посмотреть в целом, то мои романы – и новый, и предыдущие – это попытка ответить на экзистенциальные вопросы нашего существования. Поэтому смену жанра можно считать событием в меру условным. Тем, кому пришлись по вкусу мои первые произведения, не следует опасаться разочарования.

– Как рождался замысел новой книги? С чего все началось?

– Замысел книги, как это ни парадоксально, пришел именно из настоящего. Надеюсь, ни для кого не секрет, в каком непростом положении оказалась наша страна сейчас, после начала СВО. Ошибки прошлого нет смысла повторять, позволяя горлопанам и паникерам всех мастей подтачивать изнутри устои общества с расчетом оказать таким способом неоценимую помощь врагам русского государства. Их пыл и напускная убежденность в своей правоте – свидетельство или неисправимого инфантилизма, или лицемерия, а чаще всего – тщательно скрываемой корысти. Возможно, это и есть основной идейный посыл моего нового романа.

– В нескольких номерах журнала «Свет столицы» печатались отрывки из нового романа. Видно, что текст основан на документальных источниках, исторических свидетельствах. Что это за документы? Как шла работа над ними?

– Со времен тех грандиозных событий прошло сто двадцать лет, по древнему Вавилонскому исчислению времени это два полных цикла по шестьдесят лет. Как на циферблате часов. Кроме того, история русско-японской войны отличается тем, что по ней отсутствуют секретные материалы. Все приказы, распоряжения военного и политического руководства доступны для изучения. Это дает огромное преимущество для избегания компиляций и ложных силлогизмов. И самое главное, значительное число участников тех событий записали и издали свои воспоминания в самой различной форме и манере. Вересаев, скажем, писал в стиле художественных рассказов, а барон Врангель избрал вариант воспоминаний. Я досконально изучил большое количество работ по этой теме. В числе их была книга, которую написал французский журналист Charles Victor-Thomas Trois mois avec Kuroki (1). У самих японцев снято много фильмов об этой войне, но так как меня больше интересовали вопросы сухопутных операций и действий полевой разведки, то мне не пришлось просиживать многие часы перед экраном. Японские фильмы по большей части прославляют адмирала Того.

– События русско‑японской войны описывались историками и писателями многократно. О чем вы хотели рассказать читателю?

– Понимаете, Светлана, знакомясь с воспоминаниями о русско-японской войне, описываемыми нашими соотечественниками, я заметил некую тенденцию пессимизма и разочарования, прослеживавшуюся в подавляющем большинстве текстов. В качестве исключения можно, пожалуй, назвать те части из книги «История моей жизни», написанной великим князем Кириллом Владимировичем Романовым, которые касаются его службы Отечеству и личного участия в кровопролитных морских сражениях вплоть до гибели флагманского корабля «Петропавловск» (2).

Возвращаясь к существу заданного вами вопроса, необходимо отметить, что да, конечно, все авторы тех произведений, наблюдая за событиями от «первого лица», имели право высказывать свое мнение в любой приемлемой и удобной для них парадигме. Однако в пространстве современных понятий существует такой термин, как «ошибка выжившего». И тогда возникает вопрос: какими надеждами жили те герои, кому не довелось оставить мемуаров по самым разным причинам? И я попробовал описать чувства тех, кто ни на секунду не сомневался в доблести русского оружия, чувства тех, кто, отбросив ненужные рефлексии, дрался ожесточенно и до конца, не помышляя о поражении. В жизни героев моего романа есть все, что делает книгу живой и читаемой. Любовь, ревность, предательство и самоотверженность. Все линии повествования связаны между собой единым, логически проверяемым смыслом взаимообусловленности и взаимосвязанности событий.

И еще мне бы не хотелось, чтобы это художественное произведение воспринималось как альтернативная история, в чем подозрительные умы могли бы попробовать уличить меня, так как я ссылаюсь на расшифрованный дневник китайского боксера, оказавшийся у меня в результате долгих и кропотливых поисков. Все события, все даты проверены, и проверены бессчетное количество раз. Исторические личности, в первую очередь статс-секретарь Александр Михайлович Безобразов, при всем негативе, приклеившемся к нему стараниями пропагандистов-революционеров, рисуется неглупым и просвещенным человеком. Таким, каким он был на самом деле. Признаюсь, я добавил жесткости и решительности характеру полковника Александра Дмитриевича Нечволдова. В период до Ляояньского сражения он организовывал разведку Маньчжурской армии. Его самоустранение через двенадцать лет от решительного протеста против отречения русского императора Николая II меня сильно разочаровало. И я подумал, может быть, действуй он в 1904 году по отношению к шпионам и предателям, как описывается в обсуждаемом нами произведении, России не пришлось бы пережить той страшной трагедии, которую многие по инерции до сих пор именуют революцией.

Судьба моей книги находится в руках читателей. Поэтому говорить, получилась она или нет, можно будет гораздо позже нашего с вами интервью. Надеюсь, что этот большой роман о людях, принимавших участие в русско-японской войне, не станет последним в моей писательской биографии.

Беседовала Светлана Зорина.

1. Три месяца с Куроки (фр.). Тамэмото Куроки – генерал, командовавший Первой японской армией, входившей в группировку маршала Оямы. Действовал в основном на восточном фланге.

2. Впоследствии Кирилл Владимирович принял на себя ношу Императора России в изгнании.