Вопреки «литературным» домыслам

Газета, опубликовавшая материал, ставший по­водом для моего сегодняшнего выступления, называет себя «Литературной». В заметке «Книжная палата № 6» («ЛГ», № 51–52, 2013, 25 декабря) Лев Пирогов, обозреватель «ЛГ», сознавшись, что ничего не знает о работе Книжной палаты, рассуждает тем не менее о бессмысленности ее существования и приходит к мысли, что это учреждение давно пора было упразднить.

«Хвалу и клевету приемли равнодушно и не оспоривай глупца», – советовал классик, чей портрет украшает первую полосу «Литературной га­зеты»; но сегодня мы вынуждены поступить вопреки ценному совету. Молчание можно было бы расценить как «нам нечего сказать в свое оправдание» – как признание справедливости решения о ликвидации РКП и как согласие с рассуждениями колумниста «ЛГ» Пирогова. Так что мы постараемся опровергнуть фантастические домыслы и нелепые предположения, чтобы ответить на обвинения в наш адрес.

Для начала нас упрекают в том, что мы «назначаем книжкам ISBN», когда с этим легко бы справилась компьютерная программа. Этот упрек звучит в адрес РКП не впервые; при этом обвинители, как правило, добавляют, что Палата дерет с несчастных издателей немыслимые деньги.

Объясним, почему международные книжные номера выдаются именно Палатой и не выдаются даром. В соответствии с Уставом Международного агентства ISBN в каждой стране должен быть его представитель – специализированное национальное агентство, которое правомочно заниматься этой деятельностью, отчитываясь за нее перед Международным агентством. Главнейшая задача национального агентства – даже не «присвоение» номеров, а ведение единой базы данных по номерам, присвоенным конкретным изданиям конкретных издателей, и введение этой выверенной базы в единую международную систему. Разумеется, агентство обязано не только содержать штат сотрудников, но и платить в Международное агентство ежегодный (немаленький и все возрастающий) членский взнос. Как правило, на Западе деятельность национальных агентств ISBN финансируется ассоциациями книгоиздателей; естественно, что из­да­те­ли-участники получают свои номера на льготной финансовой основе. В российском национальном агентстве ISBN, которое является подразделением РКП, плата с издателей взимается в большем размере, чем на Западе, однако российские издатели не содержат агентство ISBN – это учреждение работает на самофинансировании.

Следует понимать, что деньги, взимаемые с издателей, идут не на механический расчет номеров (с которым, по словам «специалистов», легко справляется компьютерная программа), а на поддержание системы: это постоянное ведение и регулярное обновление общероссийской базы данных, контроль правильности присвоения номеров, постоянная информационная поддержка издателей, в том числе регулярное консульти­рование «новичков», справочно-информационная работа, направленная не только на издателей, но и на всех заинтересованных игроков книжного рынка и рядовых пользователей – многочисленных представителей книжного сообщества. Напомним, что ISBN используется не только для прямой идентификации и нахождения конкретного издания на книжном рынке (что важно, к примеру, для оптовых покупателей, комплектаторов библиотечных фондов и пр.), но и, помимо прочего, для борьбы с контрафактом (при судебном разбирательстве издание, имеющее легальный номер, находится в заведомо выигрышной позиции). Если же каждый издатель будет сам себе придумывать ISBN, масштабы путаницы и неразберихи трудно вообразить.

Далее – о неких «сигнальных» экземплярах, которые Палата получает и раздает якобы в какие‑то жалкие пятнадцать библиотек. Во-первых, сигнальным называется пробный экземпляр, который типография показывает заказчику, прежде чем печатать основной тираж; а то, что получает РКП, называется «обязательный экземпляр» (ОЭ), и его получение с 1994 года регулируется специальным федеральным законом «Об обязательном экземпляре документов» № ФЗ-77. Под действие закона подпадает вся печатная продукция страны. Количество экземпляров каждой отдельно взятой печатной единицы, необходимых для представления в Палату, варьируется от 3 до 16 в зависимости от типа и вида издания. Один из этих трех-шестнадцати экземпляров отправляется на вечное хранение в Национальное фондохранилище (это «страховой фонд» нашей книжной культуры); остальные – согласно указанному закону – распределяются по тридцати крупнейшим библио­текам федерального подчинения (универсальным и специализированным), обеспечивая их текущие фонды отечественных печатных изданий на 85–90 %. О важности и масштабах этой гигантской работы говорит тот факт, что РКП ежегодно сортирует и отправляет более 10 млн комплектов ОЭ книг, газет, журналов, нот, авторефератов диссертаций и т.д. в библиотеки, ежемесячно посещаемые десятками тысяч читателей. Так что словечко «мило» в качестве оценки этой сферы деятельности РКП от газетчика чрезвычайно уместно!

Еще через две-три фразы Л. Пирогов повышает оценку до «очень мило» – применительно к государственной библиографической регист­рации поступающих в Палату обязательных экземпляров. По мнению «хорошо осведомленного»журналиста, эта регистрация осуществляется «в огромном многотомном гроссбухе»; на самом же деле библиографические записи оперативно (в течение трех дней после поступления экземпляра в РКП) вводятся в базу данных (доступ к которой возможен для неограниченного количества заинтересованных пользователей); кроме того, Палатой с установленной периодичностью выпускаются печатные и электронные государственные библиографические указатели – «летописи». «Старшему» из этих указателей – «Книжной летописи» – уже 106 лет.

Колумнист «ЛГ» тут же задает вопрос: «А зачем? Какой прок в многотомной библиографии, на 98 процентов состоящей из руководств по вязанию, ухаживанию за кактусами, выведению пятен и камасутр? Кто сможет (и, главное, додумается) ею воспользоваться?»

Это интересный вопрос; постараемся ответить доходчиво. Библиография появилась одновремен­но с книжным делом (сперва только рукописным, затем печатным, а теперь уже и электронным) в качестве «навигатора в море информации». В странах Запада, между прочим, – грустно признаваться, но что есть, то есть, – национальная библиография появилась раньше, чем в России. И там никто не собирается от нее отказываться: ни книготорговец, ни библиотекарь, ни ученый, ни студент, ни рядовой читатель или покупатель книг. Так что «додумываться» придется разве что лично самому Льву Пирогову, тем более что его представления о современном издательском ассор­тименте не назовешь иначе как анекдотическими. Единственное, что мы можем противопоставить этим представлениям, – это здравый смысл и… статистику печати.

Государственная статистика печати в России – здесь нам есть чем гордиться – самая оперативная в мире (подразумеваются, конечно, ведущие книжные державы) и самая точная по сравнению со статистикой в других отраслях экономики и народного хозяйства. Точность достигается тем, что в Книжной палате статистика осуществляется не по издательским планам и не по читательским ожиданиям, а по принципу de visu: книжку не «посчитают», пока не подержат в руках физический экземпляр. И эта статистика говорит нам, что примерно треть всего книжного ассортимента в современной России по количеству названий составляют научные, производственные и справочные издания; еще треть приходится на учебную литературу для вузов, колледжей и школ; далее идет художественная литература для взрослых, потом литература для детей, другие разделы ассортимента… Наконец, в самом конце списка появляются издания по религии, эзотерике и «для дома, для семьи». Именно в последнюю категорию входят заинтересовавшие Льва Пирогова пособия по кактусам и камасутрам, и их суммарная доля в общем ассортименте по количеству названий не дотягивает даже до одного процента. Иными словами, их примерно в сто раз меньше, чем показалось обозревателю «ЛГ».

Конечно, многие научные монографии или учебные пособия по «немассовым» дисциплинам выходят небольшими тиражами и, в отличие от пресловутых руководств по кактусам, не продаются в местах массового скопления народа – в супермаркете или на рынке. Тем важнее роль Книжной палаты, комплектующей этими малотиражными и труднодоступными книгами – за счет обязательного экземпляра – главные библиотеки страны.

Однако господин Пирогов, надо отдать ему справедливость, знает о существовании «ученых, ищущих информацию по своей теме». Он предполагает, что эти ученые, а также библиотечные комплектаторы способны обойтись без посредничества Книжной палаты с ее библиографическими гроссбухами. «Есть специализированная научная периодика», – метко подмечает журналист.

Это ценное наблюдение! Но где гарантия, что из научной периодики (из журнала, который выходит дважды в год!) специалист узнает обо всех издательских новинках в своей сфере? Не проще ли регулярно просматривать профессионально составленные библиографические указатели? Не легче ли получить доступ к своевременно пополняемым базам данных, где появляется оперативная информация о свежайших новинках?

Для тех, кто привык подходить к информационному поиску профессионально, Книжная палата предлагает доступ к государственному библиографическому банку данных как в целом, так и по отдельным направлениям научной мысли, к специализированным базам по конкретной тематике или проблематике, по видам изданий и пр., равно как и к печатным государственным библиографическим указателям.

По поводу современных библиотекарей обозреватель «ЛГ» думает, что они ориентируются не на гроссбухи от Книжной палаты, а на информацию от издателей и книготорговцев. Нужно ли напоминать, что большая часть информации, поступающей из этих источников, носит рекламный характер? Именно поэтому ценится информация от библиографов РКП: она объективна, ее поставщики лишены коммерческой заинтересованности в продаже каких бы то ни было книг или журналов.

После критических замечаний в адрес «устаревшей» библиографии господин Пирогов начинает рассуждать о статистике тиражей, думая почему‑то, что именно она позволяет власть имущим узнать, «сколько чего читают». Заодно сообщается, что статистика эта по умолчанию не может быть правдивой, пото­му что издатели-жулики фальсифицируют данные, а следовательно, пользоваться ею так же бессмысленно, как и библиографическими гроссбухами.

Да, некоторые наши издатели, как и другие предприниматели в своих отчетах, «забывают» указывать в выходных сведениях тираж конкретного издания либо дают неверные цифры. Однако РКП имеет стандартный набор инструментов для получения необходимой информации от любого российского издателя. Нет, это не пыточные клещи, а всего лишь обязательные к заполнению общегосударственные отчетные формы 1‑И. Кроме того, существуют отчеты типографий о выполненных заказах и государственная система ЕМИСС, контролирующая – помимо прочего – полноту представления издателями требуемой от них статистики. При помощи этих несложных инст­рументов Палата легко выявляет издателей, фальсифицирующих данные, и принимает к ним соответствующие меры воздействия. Впрочем, задача Палаты – не казнить жулика, а обеспечить полноту и точность статистики книгоиздания. И ни одно учреждение, кроме РКП, ни у нас в стране, ни за ее границами не имеет такой уставной задачи.

Попытки увязать статистические показатели с какими‑то политическими махинациями власть имущих – очередная благоглупость господина Пирогова. Зачем эта информация власть имущим, какие выводы они могут из нее сделать? Государственная библиография и статистика печати нужны не абстрактным «властям», а десяткам тысяч людей, которым – в профессиональной или частной сфере жизни – необходима информация о книгах. Библиография в целом говорит о качественной, а статистика – о количественной стороне книгоиздания, и эти показатели кажутся «бессмысленными» лишь колумнисту «ЛГ» – или всей ее редакции?

Лев Пирогов заявляет, что существование Книжной палаты имело смысл лишь тогда, когда «книга была главным средством сохранения и передачи информации». По всей видимости, здесь журналист говорит о печатной книге. Действительно, сегодня многие книги выпускаются сразу в электронном виде либо оцифровываются; между прочим, и РКП уже производит оцифровку отдельных сегментов Национального фондохранилища. Но книга как таковая при этом не перестает быть главным носителем социально значимой информации; и электронная книга – тоже книга. Заодно укажем, что в настоящий момент книги, при всем их огромном количестве, по своему удельному весу (то есть по тиражным экземплярам) суммарно уступают – библиографически и статистически – прочим образцам печатной продукции, поступающим в РКП в качестве обязательного экземпляра (кроме книг и брошюр, поступают газеты, журналы, авторефераты диссертаций, плакаты, нотные и изоиздания… перечень можно продолжать).

Финальный абзац статьи Пирогова припасен для рассуждений о либерально-экономической логике, которая якобы потребовала упразднения не только советского государства, но и Книжной палаты, пережившей это государство «и так уже на четверть века». Обозреватель «Литературной газеты» демонстрирует здесь незнание элементарных фактов из истории отечественной книжной культуры.

Палата родилась не при советской власти, а раньше. Официальная дата ее создания в «сегодняшнем» виде – 27 апреля (10 мая) 1917 года; а до того соответствующими функциями было наделено Главное управление по делам печати, в ведении которого находилась, помимо прочего, и цензура. Упразднение этого органа и учреждение Палаты как раз и произошло на волне либерализации, а вовсе не ради «закручивания гаек».

Инициатива создания Палаты исходила от деятелей культуры – писателей, издателей, ученых. Поэтому одной из главных задач новосозданного учреждения стала «наука о книге и книжном деле». Палата до последнего дня являлась и является учреждением науки, о чем в «Литературной газете», как выяснилось, не знают, как не подозревают о многих других направлениях ее деятельности, как, например, разработка и модернизация десятков государственных стандартов в сфере книжного дела или вечное хранение «книжной памяти» нации.

В заключительных словах своей статьи Лев Пирогов не вполне внятно сожалеет о чересчур (на его взгляд) долгой жизни РКП. Нам тоже хотелось бы о чем‑нибудь пожалеть… Например, о том, что автор статьи, вопреки не только журналистским канонам, но и элементарной этике, не смог раскрыть в тексте смысл «остроумного» заголовка – «Книжная палата № 6». Интересно, что подразумевалось автором под «палатой номер шесть», то есть сообществом душевнобольных: сама РКП, или ее сотрудники, или поддерживающие ее – пусть не всегда умело, но искренне – многие тысячи людей, которым небезразлична судьба уникального и полезного учреждения? Или, может быть, все наше книжное сообщество – в канун Года культуры?