Александр Иванов. Книга как язык общения в самом широком смысле

Широкий деревянный стол с деревянными скамейками гармонично вписан в открытое пространство офиса. Вечер пятницы, но никто не расходится: сотрудники на своих местах. Александр разливает в чашки ароматный кофе, и сразу же начинается разговор о книгах. И тут невольно мне вспомнилась книга Аньес Мартен-Люган «Счастливые люди читают книжки и пьют кофе». Действительно счастливые, а как иначе? Ведь книги для Александра Иванова и есть смысл и наполненность всей жизни.

Типографика и дизайн книги

– Александр Иванов: Уровень дизайна, полиграфии растет. Видно, что тотальное господство переплета 7БЦ постепенно заканчивается. Ходишь по магазинам и видишь, что наша книга приблизилась к тому, как она выглядит в мире, в Европе.

Есть традиция, которой мы сейчас отдаем дань, – это так называемая типографика, когда в книге используется только шрифтовой дизайн без картинок. Эта традиция очень важная, она восходит к модернизму первой четверти ХХ века. Потом она была предана забвению и опять возродилась в 60‑е годы, когда появились замечательные дизайнеры вроде Аникста или Медведева, который сделал оформление «Треугольной груши» Вознесенского и многих других книг.

Типографика – это сознательно избранная «бедность», минимум средств. Но как же без картинок, без яркого образа? Книга бедна? Современный опытный потребитель знает, что там, где в модели мало цвета, очень строгая линия, – вы имеете дело с дорогим продуктом. Это изысканно, просто, но стоит бешеных денег. А то, что выглядит нарядно, ярко, богато, стоит гораздо дешевле. То же самое и с книгой. Книга не отдельно где‑то существует, а в поле меняющегося опыта наших сограждан как потребителей, которые покупают не только книги, но и одежду, бытовую технику, продукты питания.

Типографика в России имеет свой привкус, свою семантику. Она традиционно была связана с интеллектуальной и культурной элитой страны. Вспомним, как развивались позднесоветские издательства, которые практиковали типографику: «Книга», «Мир», «Искусство», «Прогресс». Здесь печатались самые шикарные альбомы, например, двухтомник Лазарева по византийскому искусству в тканевом переплете и в специальном футляре. Там применялась классическая типографика: была продумана полоса набора, тип шрифта. В то время типографика ассоциировалась с очень дорогой книгой – не столько для чтения, сколько для подарка. Но с годами она приобрела гораздо более демократичный смысл, шагнула на территорию доступных книг. Особенно это касается больших книжных стран: Германии, Америки.

– Светлана Зорина: Александр, а что Вы вкладываете в понятие «типографика»?

– А. И.: Ничего отличного от общего значения этого термина как обозначения сугубо шрифтового, неиллюстративного дизайна, мы в него не вкладываем. Мы тоже стараемся демократизировать книгу, придав ей при этом особую сдержанную стильность. Сделать ее в обложке. Трудно было убедить книжные магазины, что книга в обложке может продаваться не хуже, чем в переплете. Обложка у нас до сих пор является синонимом дешевой, попсовой книги. Даже нам, издателям, трудно было сначала привыкнуть, что обложечная книга может быть такой стильной. И мы прежде всего для себя сделали этот прорыв. Мы поняли, что такие книжки не просто продаются, но и могут играть стилеобразующую функцию для издательства, то есть за ними подтягиваются другие, и вот эта «бедность», этот минимализм пользуются спросом.

Сегодняшний потребительский тренд – не выставлять себя напоказ, проявлять сдержанность; в том числе это касается и книжных обложек. Макет является частью дизайнерской концепции: в нем, скажем, может нарушаться симметрия между титулом и контртитулом, а сама структура полосы набора – выражать дополнительное стилистическое послание читателю. Так изданная книга говорит о том, что за ее простотой кроется сложная продуманная работа дизайнера, которая важна для опытного читателя. А неопытному читателю она тоже может понравиться, она формирует его вкус.

– С. З.: Как идет работа с дизайн-студией, постановка задачи?

– А. И.: Мы постоянно в контакте. Сейчас наш основной партнер – студия ABCdesign, но мы работаем и с еще несколькими дизайнерами.

– С. З.: Все выдержано в единой стилистике. Вы ставите какие‑то жесткие критерии?

– А. И.: По-разному. У нас были серии с жесткими критериями, но осталась лишь одна такая, где меняются только отдельные элементы, а дизайн полосы и обложки в целом остается неизменным. Но в основном мы стараемся уходить от жестких серий и делать разные книжки, придерживаясь принципа типографики, то есть практически не используя изображения на обложке. Еще один принцип – отсутствие ламинации.

– Михаил Котомин: Основная наша задача – как можно сильнее отойти от масс-маркета.

Легко ли быть независимым издателем?

– Георгий Гупало: «Ad Marginem» – одно из самых ярких издательств, выпускающих интеллектуальную литературу. Вы делаете качественный, стильный продукт, который, по большому счету, у нас в стране не очень востребован. Каким образом вы умудряетесь выживать в этих условиях?

– А. И.: Выживание – это отдельная история. Мы, как и все издательства, живем непростой жизнью. У нас было несколько периодов, когда мы стояли на грани выживания, уходили в минус. Но все время находились какие‑то способы самосохранения. Мы себя осознаем как издательство в новом информационном пространстве, и поэтому для нас капитализация связана не просто с продажей физической книги или электронной копии – она связана также с функционированием издательства как информационно-коммуникативного центра.

Большое значение мы придаем занятию определенных территорий, определенных ниш. Когда говорят «нишевое издательство», то часто имеют в виду, что есть готовая ниша, куда надо вписаться. Наша задача – создавать новые территории. Это и составляет смысл того, что можно назвать информационным брендом или информационным дизайном. Мы много внимания уделяем информационному обеспечению издательства: социальным медиа, организации различных ярмарочных мероприятий, фестивальных проектов. Соответственно, нас сейчас очень волнует вопрос капитализации, связанный с различного рода В2В-контактами, – например, наш контакт с Центром современного искусства «Гараж». Со стороны это выглядит просто как совместная издательская программа, но на самом деле там много дополнительных элементов сотрудничества: просветительских, информационных, учебных.

– Г. Г.: А какой смысл этого действа? Зарабатывание денег?

– А. И.: На этот вопрос можно ответить просто: это наша профессия, но внутри профессии есть много всяких мотивов. Один из них, который нас объединяет, заключается в том, что мы связываем книгу с темой просвещения нового типа. Ты сам просвещаешься и просвещаешь своих читателей. В какой‑то момент мы начинаем понимать, что просвещение в классическом виде, как оно мыслилось в прошлом-позапрошлом веках, когда есть умная голова и она просвещает «темную» социальную материю, – эта модель уже не релевантна. В сегодняшнем мире функции просвещения зачастую выполняет то, что можно было бы назвать стилем. Эти дополнительные, казалось бы, избыточные по отношению к главному информационному месседжу элементы начинают играть важную роль.

Мы живем в мире, где все претендуют на информационный захват чужого внимания. Информация сегодня становится гораздо более чувственно-телесной практикой, нежели мы думали раньше. Стиль, интонация, мельчайшие элементы эмоционально-чувственного опыта – все это невероятно важно в нашей сегодняшней жизни. Так мы выбираем собеседников, одежду, места отдыха, запахи и так далее. Поэтому мы уделяем очень пристальное внимание этой территории.

– М. К.: Большое значение мы придаем издательскому бэк-листу. Наши книги не с такой скоростью продаются, чтобы их допечатывать исключительно из экономических соображений. Но если мы верим, что та или иная книга важна в нашем издательском контексте, мы продолжаем ее переиздавать. У нас около 70 % прайса – допечатки. Часто удается на новом издании исправить ошибки. Мы пытаемся работать с книгой долго.

– Г. Г.: То есть для вас важна просветительская миссия прежде всего?

– А. И.: Просветительство – часть современной реальности. Мы коммуницируем при помощи книги, это наш язык. Мы используем книгу как некий язык общения в самом широком смысле. Книга для нас не столько объект, сколько язык среди множества других языков. Можно с помощью разных языков общаться. Можно аргументировать, а можно интонировать, можно долго говорить что‑то в утешение, а можно просто пожать руку. И книга находится в этом же регистре: какая‑то книга больше аргументирует, а какая‑то – больше дотрагивается до вас, или наносит удар, или гладит по голове. Книга имеет много преимуществ, ведь сегодняшний тренд – консервативный модернизм – возвращает ценность физическим, чувственным объектам. Постепенно выныривая из виртуального состояния, мир возвращает себе физичность книги.

– С. З.: Допечатки – здорово. Но когда вы планируете новые книги, каковы критерии выбора?

– А. И.: Своя территория.

– М. К.: Ты просто чувствуешь, это твоя книга или не твоя. Сейчас мы будем как раз издавать сборник статей Роберто Калассо «Искусство издателя». Это эссе о переменах в книжной области, они позволяют задуматься об издательской программе как о едином образе.

– Г. Г.: Ваше издательство существует с 1993 года. Ка­кое‑то движение идет: рост, развитие?

– М. К.: Кажется, что у нас в рамках одного названия существует уже третье издательство, третья программа. Понятно, что внутри есть опыт и связи, и какие‑то титулы переползают из одной программы в другую. Это как третья волна.

– А. И.: Три этапа объединяет то, что мы избегали некоторых специализаций, уже готовых, не нами сформированных. Допустим, есть социология как наука, детская литература как жанр. И очень многие издательства начинали как специализированные издательства научной, детской литературы и так далее.

Мы с самого начала избегали сформулированной таким образом специализации. Мы искали свой способ формирования книжной территории. Не брали готовое, а искали свой способ формирования вкуса, дизайна. Но искали по‑раз­ному.

Первый этап был более философско-задумчивый, переводной. Во втором было больше оригинальных текстов, ориентация шла на художественную прозу. И сейчас идет третий этап, когда мы почти полностью отказались от художественной прозы. Но есть важный критерий: мы все время смотрим на выразительность текста, на то, что отличает оригинал от копии. Важно присутствие авторского начала, как в авторском кино – оно может быть и блокбастером, но авторская манера узнается. То же и в книге. Есть выразительность, экспрессия, нам важно, как книга сделана, хорошо или плохо она написана. При этом книга может быть любая – например, о редком японском грибе, исследование которого из биологического переходит на антропологический уровень.

– С. З.: А вы всегда единодушны в выборе, что издавать?

– А. И.: Мы спорим, обсуждаем, но всегда в итоге понимаем, как должно быть; у нас единая позиция.

– Г. Г.: Есть какая‑то идеология, доктрина у вашего издательства?

– А. И.: Пожалуй, нет. Нас интересуют те формы современности, которые еще не стали доктриной. Те жанры, которые еще не стали общепризнанными. Такие состояния, которые носят характер довольно высокой вероятности и неопределенности.

– С. З.: Название «Ad Marginem» переводится «по краям». Что вы в него вкладываете?

– А. И.: Нас интересуют некоторые явления в момент их зарождения, неполной оформленности, когда они еще для многих непонятны. Нас интересуют какие‑то тенденции на уровне информационного шороха, лепета, а не сложившихся дискурсивных практик.

Портрет читателя

– Г. Г.: Но вы понимаете своего читателя, чувствуете его?

– С. З.: Или скорее формируете?..

– М. К.: Это всегда загадка, но она нас всегда очень привлекает, поэтому мы следим за соцсетями, ярмарками.

– А. И.: Вот я еду в автобусе и вижу, что рядом со мной сидит девушка примерно 22–23 лет, и она вынимает нашу книгу – «1913», в которой месяц за месяцем прослеживается, что происходило в культурной сфере Европы в 1913 году. Я бы сказал, что вот такие современные городские девушки и есть наши читатели. Есть и юноши. Я думаю, у нас достаточно молодая аудитория.

– Г. Г.: Количество ваших читателей растет? Это как‑то выражается в тиражах?

– М. К.: Безусловно. Средний тираж у нас сейчас 3000. Благодаря современным средствам коммуникации мы можем общаться с читателями напрямую – у нас уже около 10 000 подписчиков в соцсетях.

Читатели делятся на две группы: те, которые могут встретить твою книгу в магазине, и другие, которые пристально следят за нашей деятельностью через соцсети, заказывают наши книги в «Озоне» или «Лабиринте» или идут за ними в магазин специально. И в кризисный период у нас сформировалось ядро наших читателей, на которых мы можем рассчитывать. А если присоединяется еще читатель-фланер, тогда вообще все отлично. Но фланер не зависит от одного небольшого издательства – он зависит от инфраструктуры, от коммуникации с книжными сетями. В прошлом году книжные магазины стали выделять под нас отдельные полки. В магазине «Москва» эта полка так и называется – «Ad Marginem».

– Г. Г.: Почему вы считаете, что книжный рынок сокращается, в чем причина?

– А. И.: Нет одной причины. Это общий тренд: количество книжных магазинов сокращается во всем мире. В Америке и Европе есть Amazon – это страшнейший удар по книжным магазинам, борьба с ним – долг каждого. Amazon и Google – это главные враги книг. Просто на каком‑то этапе Amazon выступает союзником, поскольку выравнивает возможности малых и больших издательств. Но его условия чудовищны для всех: ценовой демпинг, агрессивное переманивание авторов, разрушение розничной книжной торговли, понимание книги как сугубо «информационного продукта», а не как культурного объекта, омассовление читательского вкуса и т.п.

– Г. Г.: У нас Amazon’а нет. Почему происходит падение?

– А. И.: Главная причина – в том, что мы живем в расходящихся кругах от взрыва, случившегося в начале 90‑х годов. Произошла деиндустриализация страны, которая обладала огромным количеством индустрий разного рода. Соответственно, основной круг читателей (а это были люди не столько гуманитарные, сколько связанные с инженерно-техническими видами деятельности: НИИ, военные) стал распадаться. 90‑е годы были временем чудовищной катастрофы. Количество книжных магазинов в этот период уменьшилось примерно в 20 раз. Инженеры становились челноками, таксистами, многие просто уезжали из страны.

И вот сейчас это инерционное движение вниз продолжается, его не удалось переломить. Мы не преодолели этой катастрофы, а находимся рядом с воронками, образовавшимися на месте бывшей цивилизации. Возникает какая‑то странная новая модель, она другая. Но сама традиция связей между старым и новым до сих пор не создана: ни на уровне сознания, идеологии, ни на уровне бизнес-практик.

Разрыв между индустриальной и постиндустриальной цивилизациями начался в мире в конце 60‑х – начале 70‑х, но нигде он не был связан с такой огромной социальной и культурной катастрофой, как у нас.

– Г. Г.: А с книгами что?

– А. И.: Жизнь рухнула вместе с потребительскими привычками, которые были связаны с досугом. Теперь на это нет ни времени, ни средств.

– Г. Г.: И что делать?

– А. И.: Для начала – понять. Не критиковать, не искать виновных. Я могу сказать, что сейчас это падение, кризис более-менее остановились. Все издательства говорят о том, что последние 1,5–2 года мы выходим на какое‑то плато. Нет негативного тренда (в целом). Открываются новые книжные точки в Санкт-Петербурге. Пусть они маленькие, но это позитивные моменты. «Лабиринт» мощно растет в последние 2–3 года.

Много факторов, связанных с культурной политикой. Прекрасные впечатления у меня остались от посещения букинистического магазина во Владимире, расположенного в самом центре города. Здесь очень живая атмосфера и видно, что много есть горожан, для которых такой магазин – часть городской жизни, привычка. Это очень хорошо.

Я вижу невероятный успех магазина «Подписные издания» в Санкт-Петербурге. Мощно развивается сеть «Республика». Она полукнижная, да. Но я не думаю, что книга должна сохранять свою автономию. Я видел в Цюрихе книжный, где полмагазина – сухие вина, полмагазина – книги. Владельцы этого магазина отследили, что тот, кто читает книги, любит сухое вино.

Книжные магазины и новые территории

– С. З.: Как будут развиваться независимые книжные? Новые книжные территории будут создаваться?

– А. И.: Да у нас все хорошо в этом направлении. Вот ярмарка Non/fiction показала, что она самая важная. Приятно, что я причастен к ее возникновению.

– Г. Г.: Почему вы считаете, что ярмарка Non/fiction настолько успешна?

– А. И.: Много факторов. Один из них – на территории ярмарки мы запретили крупным издательствам расти вверх. У всех стендов одна высота. И мы придумали, что ярмарка открывается огромным стендом независимых издательств. Оказывается, что чем разнообразнее рынок, тем бóльшие обороты становятся у всех издательств. Если бы такое разнообразие было на всем книжном рынке, мы бы прекрасно жили. У нас невероятно большой потенциал. Я исхожу из того, что никакой злой воли у большинства участников рынка нет. Все хотят добра, чтобы книжная отрасль развивалась, чтобы люди покупали книги.

– С. З.: В сети «Читай-город – Новый книжный» есть ваши книги? Как вы с ними взаимодействуете?

– А. И.: Есть, но взаимодействуем с ними тяжело. Мы не всегда подходим под их критерии, но они нас не отвергают.

Проблема книжных магазинов – невероятно консервативный книжный рубрикатор. Причем это проблема не только больших сетей, но и маленьких магазинов. Мы сейчас говорим о том, что современная экономика строится на новых профессиях, у которых еще даже нет названия, и именно они являются двигателем современной экономики. А в книжном мире, который вроде бы должен быть очень передовым, наоборот, очень традиционный рубрикатор: детская, художественная литература и так далее. А реальная карта чтения любого человека всегда диагональна этому рубрикатору. Это все понимают, но никто ничего не делает. Почему бы не выставлять книги нетривиально, чтобы в выкладке доминировал индивидуальный, вкусовой выбор продавца, консультанта: немножко детской книги, немножко художественной, нонфикшен, философия, а рядом – и поэзия, и проза…

Можно очень талантливо обустраивать горизонтальные поверхности, предлагать людям необычный репертуар книг. Ведь люди читающие читают разное, причем зачастую одновременно. И процесс структурирования должен носить не предметный, а скорее настроенческий, ассоциативный характер. Мир не структурируется твердыми предметными сущностями, мир – это коммуникативные потоки, потоки желаний, симпатии, антипатии. Есть книжки, которые вам интересны, менее интересны, которые вы предлагаете обсудить, чтобы разделить свое удовольствие от прочитанного.

– С. З.: Наверное, книжный магазин сегодня должен быть совершенно новой и по форме, и по содержанию структурой?

– А. И.: Да, он должен меняться, реагировать на то, что происходит за окном. Клуб для общения. Никто не отменял и вещи, связанные с традиционной магазинной торговлей: товар на уровне глаз, горизонтальная выкладка новинок, прикассовая зона. Но главное, чего не хватает, – индивидуального вкуса. Важно, когда кто‑то делает первичный выбор уже за вас, он говорит: вот это посмотрите, мне кажется, это очень интересно, правильно, свежо, талантливо. Но когда вам представляют что‑то абстрактное: художественная, детская литература и так далее, новинки…

Сейчас появляются магазины, которые создаются при культурных центрах (например, магазин «Смена» в Казани). Здесь есть выставочный зал, лекционный зал, книжный магазин. Происходит концентрация событий: лекций, выставок, дискуссий. И в этот книжный магазин «Смена» мы направляем своих авторов. У нас уже сформировался базовый маршрут: Москва–Екатеринбург–Казань.

– С. З.: Как вы думаете, все будет развиваться в сторону именно таких историй?

– А. И.: Я думаю, будут разные магазины: и сетевые, и «авторские». «Республика» нам показывает, что магазины, где есть элементы некнижного характера, дизайнерские решения в сочетании с кафе могут быть успешны. Есть магазины, где учитывается социальный, демографический характер районов – это тоже очень важный фактор. Кризис претерпевают сети, особенно старого типа.

«Книги – это не случайная история»

– С. З.: Александр, можно немного побольше узнать о Вас? Чем занимаетесь в свободное время? Путешествуете?

– А. И.: Мы живем в мире, где нет разницы между работой и свободным временем. Любой человек, связанный с информационной деятельностью, не может четко делить время на свободное и рабочее. У меня так же. Я не делю. Я не могу отвлечься и перестать получать информацию, даже если я гуляю: я все время думаю о проектах, своих впечатлениях.

Я люблю путешествовать, готовить, плавать. Но это не имеет никакого отношения к тому, о чем мы здесь говорим. Потому что мы говорим о том, как выглядит тонкая территория, которая называется современной книжно-информационной культурой и к которой я причастен. И я могу сказать так: все качества, которые можно мне приписать, сформированы во многом этой территорией. И манера путешествовать, и манера проводить свободное время – во многом она инспирирована тем информационным пространством, в котором я живу.

– С. З.: Что Вы сейчас читаете, над чем думаете?

– А. И.: Я читаю все подряд. В этом отношении я как профессиональный спортсмен. Спросите профессионального спортсмена: что он ест? Да что тренер скажет, то и ест…

Иногда я читаю просто для удовольствия. Читаю очень много книг своего издательства, читаю по диагонали – не в смысле книгу по диагонали, а по диагонали разных жанров, эпох и событий. Могу читать одновременно поэзию, прозу, нонфикшен.

Сейчас я читаю своего любимого автора, которому посвятил многие годы исследовательской работы, – Павла Флоренского. Параллельно читаю рабочие рукописи, книги по антропологии, которые мы будем издавать, стихи Пессоа, книги по теории искусства. То есть у меня такой круг примерно из 10–12 книг, которые я в том или ином виде сейчас читаю.

Я очень ценю свободное чтение, которое связано просто с индивидуальным выбором. Я люблю почитать что‑нибудь перед поездкой о том месте, куда еду… Еще с университетских времен я знаю вещь, которая меня настраивает на правильный лад: я чувствую отличие подлинника от вторичного продукта. Подлинник – это то, что можно перечитывать. Есть прекрасная новелла «Коломба» у Мериме, где описаны два корсиканских бандита. И вот одного из них научили читать на латыни, и он все время носит с собой потрепанный томик «Записки о Галльской войне» Цезаря на латыни и периодически читает оттуда по нескольку страниц. Вот это, мне кажется, идеальный читатель. И я мечтаю быть таким читателем – чтобы в вещевом мешке была одна подлинная книжка. Это может быть что угодно: Библия или книга дневников Юнгера.

– С. З.: Есть ли такая книга или книги, к которым Вы возвращаетесь?

– А. И.: У меня несколько сотен таких книг, которые я считаю подлинниками, а значит, к ним можно возвращаться. Это разные жанры: философия, история, художественная литература, но это подлинники. Например, первый в мире декадентский роман – «Наоборот» Гюисманса, или шедевр Антонена Арто «Гелиогабал», или «Сердце искателя приключений» Юнгера.

– С. З.: Саша, а в музыке у Вас есть подлинники?

– А И.: Современная музыка – это во многом правильный гаджет. Я не большой любитель слушать музыку в наушниках, хотя это хорошая тема – полностью изолироваться от шумов.

У меня был период увлечения классикой, потом я слушал современную музыку. Классику приятно вечером послушать, и я подписался на Medici.tv – его преимущество в том, что самые свежие концерты из разных точек мира можно послушать в режиме реального времени. Я слежу за их расписанием, включаю премьеру и с удовольствием слушаю. Но концертные залы, конечно, нужны. К сожалению, у меня мало времени на это. И я очень переживаю, что мало хожу на концерты.

– С. З.: «Все взрослые сначала были детьми, только мало кто из них об этом помнит…» Александр, кем Вы хотели быть в детстве?

– А. И.: Не знаю… Ну я, скорее, все время хотел возиться с книгами. Я жил вокруг книг, у бабушки и дедушки была домашняя библиотека. Очень любил старых букинистов. И я был таким читателем-диггером с детства. Так что книги – это не случайная история.

– С. З.: Вы выбрали философский факультет. Это было продолжение любви к книгам?

– А. И.: Да. Но мне все время нравятся более социализированные работы. Я все‑таки не академический человек. То есть сидеть в библиотеке, писать статьи мне не очень интересно. Скорее практические вещи; так что все, что связано с книгоизданием, – это очень приятная вещь. Приятно видеть новую книгу, думать о дизайне, заниматься какими‑то практическими делами.

– С. З.: Как создавался ваш издательский бизнес? На дворе стоял 1993 год… Как все начиналось?

– А. И.: Ну, тогда все кинулись в какие‑то новые практики. Я академическую работу сменил на издательскую. Как это выглядело на первом этапе? Это философская молодежь, Институт философии, время открытий, новых имен, контактов, страна открывалась. И соответственно издательская серия сначала началась в государственном издательстве, потом стала самостоятельной. Но я всегда хотел делать инновационные вещи вокруг философии в широком смысле слова.

– С. З.: С какого издательства начиналась Ваша деятельность?

– А. И.: Это был редакционно-издательский комплекс «Культура», который в то время возглавлял Михаил Швыдкой. Я там вел философскую серию «Философия по краям». И «Ad Marginem» было моим девизом.

Свое издательство возникло в 1993 году, и поначалу оно продолжало линию этой философской серии, строго философской литературы. В 1996 году пришел Михаил Котомин. Он филолог. И у нас постепенно стали возникать первые художественные проекты.

– С. З.: Вы с Михаилом – единомышленники?

– А. И.: Более или менее да. Мы разные очень. Но мы объективируем издательский проект, то есть это уже не совсем персональная история. Продукт формирует тебя, предметный мир; сама форма того, что ты делаешь, влияет на твое мировоззрение.

Мы стараемся сохранять «наш размер», потому что это позволяет мне, Михаилу и нашим сотрудникам говорить о книгах со знанием дела. Очень важно сохранять возможность непосредственного обращения к читателю, коммуникацию по поводу своих собственных книг. Ты первый читатель своих книг, ты их первый критик и пропагандист, и с тобой как с их создателем можно поговорить о книгах.

Беседовали Светлана Зорина и Георгий Гупало.

© Опубликовано в журнале «Книжная индустрия», № 2 (144), март, 2017